Одиссея партбилета авиатехника Лиманского
Эта потрясающая история описана в книге Героя Советского Союза летчика-штурмовика В. Б. Емельяненко «В военном воздухе суровом» (1972).
В 1969- 1971 гг. его документальная повесть публиковалась в журнале «Наш современник»
Емельяненко Василий Борисович (1912 – 2008) летчик-штурмовик, участник Великой отечественной войны, Герой Советского Союза, писатель.
Василий Борисович Емельяненко Родился в семье рабочего. Русский.
В 1932 году студент композиторского факультета Московской консерватории Василий Емельяненко поступил в Саратовскую школу пилотов Осоавиахима и через год окончил её. Ещё через год окончил Центральную лётно-инструкторскую школу в Москве.
В июне 1941 г. работал лётчиком-инструктором николаевского аэроклуба. С началом Великой Отечественной войны добровольно пошёл в военкомат и был направлен в учебно-тренировочный центр Южного фронта. В мае 1942 г. направлен на фронт в 7-й Гвардейский штурмовой авиационный полк. Азы боевого применения штурмовика Ил-2 постигал под руководством Николая Антоновича Зуба.
Николай Антонович Зуб
Итак, привожу историю с партбилетом.
Авиатехник А.П. Лиманский был направлен вместе с двенадцатью бойцами для эвакуации подбитой техники.
К тому времени немца прорвали фронт, точнее, ситуация напоминала «слоеный пирог», в результате чего группа эвакуаторов оказалась в расположении немецких частей.
«… Лиманский изучающе посмотрел на Танцюру и Щетинкина. Их в таком виде можно принять за бродяг! Подойдешь теперь к станичнику, попросишь напиться, а он спросит: "А кто вы такие?" Придется показывать документы. А вдруг придется столкнуться с фрицами, обыскивать начнут, найдут эти документы? Одного-двух успеешь ухлопать - и все... Удостоверение и партийный билет окажутся у врага. Разве это можно допустить?
- Мы не должны иметь при себе документов, - сказал Лиманский. - Нужно их спрятать в надежном месте. А когда наши снова придут сюда, мы документы отыщем.
- Где же тут надежное место? - спросил Танцюра.
- Придется в землю закопать.
- Подмокнут, попортятся, - возразил Танцюра.
- Чтобы не подмокли, завернем их в маски от противогазов.
Лиманский вынул партийный билет, перегнул пополам, куснул на изгибе, положил в металлический портсигар - щелкнул крышкой. Завернул его вместе с удостоверением и орденом в носовой платок, положил в резиновую маску, обвязал шнурком от ботинка. Облюбовал самое большое коряжистое дерево, отмерил от него на юг пять шагов. Вырыл яму у корневища саженца, засыпал землей, дерном прикрыл. Вынул перочинный нож, срезал с саженца макушку, забросил ее на крону большого дерева, от которого мерял шаги. "Лишняя примета", - подумал он.
(Вот для чего Лиманский куснул на изгибе партбилет? Чтобы по отпечаткам зубов определить, его ли это были зубы?)
Стало светать. Лиманского колотил озноб, жалили комары, а он все еще сидел на коряге. Лицо от укусов распухло, отекшие веки с трудом открывались. Тихо выбрался из болота. Хотел было пробраться к Танцюре, но без карты заблудился.
К вечеру совсем обессилел, забрался в чащобу колючего кустарника, лег... В голову лезли разные мысли, доводившие до отчаяния: возглавлял команду в 13 человек, а остался теперь один. Совершенно выбившийся из сил, лежит он безоружный, без партийного билета, без ордена... На своей родной земле приходится прятаться... Если продолжать так ползать по-черепашьи, то когда же доберешься до Дона?
Лиманский забылся в тяжелом сне. Проснулся оттого, что солнце сильно припекало в лицо. Просушил, почистил одежонку от засохшей болотной грязи, решил про себя: "Надо рисковать и идти в открытую по оживленной дороге. Там должны двигаться не только войска, но и те, кто теперь расходится по домам".
Цыганка: Ожидает тебя казенный дом да пиковый интерес. А счастье тебе выпадет через позднюю дорогу...
Но радость его встречи с боевыми друзьями была омрачена. Начались частые вызовы. В команде было тринадцать человек, а появился один старший без формы, без документов, без оружия.
Кто может подтвердить, что все произошло именно так, как записано в протоколе?
Почему бросил личное оружие, а не применил его?
Чем докажете, что документы не находятся в руках врага?
Потом поступило указание: из партии исключить, к обслуживанию боевых самолетов не допускать.
Командир полка стал посылать Лиманского с аварийными командами подбирать вынужденно севшие самолеты, чтобы был подальше от глаз. Чего доброго, еще на проверку отправят.
Лиманскому пришло на память гадание цыганки про казенный дом, пиковый интерес и счастье через позднюю дорогу. Не скоро, как видно, войска освободят Новую Царевку: они отходили к предгорьям Кавказа... Когда же будет эта поздняя дорога?»
Через восемь месяцев, когда началось наше наступление, Лиманскому – внемли, читатель! – выделили целый самолет, чтобы он смог полететь в туда, где, по его словам, был зарыт партбилет!
Продолжаем цитировать книгу Василия Борисовича:
«… Ворожбиев сразу понял, в чем дело: маленькие населенные пункты на карте-пятисотке не обозначены. Надо бы взять крупномасштабную карту, только вряд ли в штабе есть этот район.
- Да я Новую Царевку мигом опознаю, - сказал Лиманский. - Она расположена в балочке, туда спускается дорога с лесозащитными полосами, скотный сарай на окраине... Собирайся быстрее, полетим!
...Часа через полтора позади остался Дон. По времени уже пора быть и Новой Царевке, а ее все нет и нет. Когда-то хорошо знакомые Лиманскому места с воздуха выглядели совсем иначе. Ворожбиев положил самолет в крен, покружил над населенным пунктом, полетел дальше. Над следующим селением снова начал делать круги.
Летчик обернулся к Лиманскому, вопросительно посмотрел:
"Как, мол, узнаешь места? Где же твоя Новая Царевка?" Техник только пожал плечами.
Ворожбиев вывел самолет из виража, низко полетел над проселочной дорогой. Впереди показалась деревушка - с десяток домиков.
Лиманский высунулся за борт, начал пристально вглядываться - ничего знакомого. По обочинам дороги тянутся жиденькие посадки, совсем не такие, в каких пришлось скрываться с Танцюрой и Щетинкиным. Скотного сарая, куда дед Мандрика загонял овец, тоже не видно. А Ворожбиев все же убрал газ, пошел на посадку.
Приземлились на окраине села. Еще не был закончен пробег, а Лиманский уже спрыгнул с крыла. Откуда ни возьмись - прибежали два пацана в длинных - до пят - отцовских пиджаках, босые.
- Дядь, а чо вы прилетели?
- Аэродром будем строить, - ответил Ворожбиев. - Это же Новая Царевка?
- Угу... А как вы узнали?
- По карте.
Как услышал Лиманский, что это Новая Царевка, - сразу бросился к лесопосадке. Много деревьев было спилено, только пеньки торчат. Долго искал приметы. Начинал копать то около дерева, то около пенька, а документов, зарытых здесь восемь месяцев назад, не находил.
Стало темнеть. Ворожбиев сказал:
- Пойдем, Андрюша, на отдых. Утро вечера мудренее. Завтра обязательно найдем. Ты только не суетись.
Всю ночь Лиманский ворочался, смолил папиросу за папиросой: "Если не найду, что подумают обо мне в полку?"
Утром и летчик и техник вооружились лопатами. Копать решили у каждого деревца, не пропускать даже вчерашние ямки.
К полудню измучились, присели на пеньки передохнуть. Лиманский жадно глотал табачный дым.
К концу третьего дня Лиманский не мог в глаза летчику смотреть. Он сказал:
- Вот что. Миша... Ты улетай, а я останусь. Пусть хоть камни с неба валятся, я должен найти. Все здесь перекопаю...
- Найдем сегодня, обязательно найдем. Не горячись, постарайся вспомнить приметы.
Но Лиманский никак не мог припомнить, сколько шагов он тогда отмерил от большого дерева. Да и дерева этого не нашел.
Поднялся техник, побрел вдоль посадки подальше от села. "Где-то в подсолнухах обмундирование закопали, - его вообще не найти..." - подумал он и со злостью поддел носком сапога попавшуюся под ноги веточку. Проследил, как она закувыркалась в воздухе и упала.
Случайно заметил на ней косой срез ножом, - от этого вздрогнул, остановился. Ветка лежала около толстого пня. Может, это было то самое большое дерево, на крону которого он забросил ветку с саженца? Поднял срезанную веточку, вернулся, увидел в пяти шагах от пня саженец со срезанной верхушкой. Прислонил срез к срезу - они точно совпали.
Застучало в висках: "Пять шагов, пять шагов..."
Схватил лопату, начал копать. И вдруг лопата уперлась во что-то упругое. Опустился на колени, разгреб руками, ломая ногти, еще стылую землю.
Вот он, резиновый сверток, перевязанный шнурком от ботинка...
Развернул маску противогаза: там потемневший орден, чуть отсыревшее удостоверение личности, а в портсигаре - будто только вчера туда вложенный прикушенный на изгибе партийный билет.
Лиманский заплакал...
И почему-то пришло ему на память гадание цыганки: "А счастье тебе выпадет через позднюю дорогу..."»
Вот оно чудо Господне! Восемь месяцев проходит с момента зарытия партбилета. Армии прошли туда-сюда и даже не один раз. От прежней рощи один пшик. Но: находится ветка-метка и … его величество ПАРТБИЛЕТ!
Нет, конечно, повод для расспросов есть: является в свою часть ее военнослужащий без документов и без оружия. Один. Без двенадцати подчиненных.
Но вопрос: «Чем докажете, что документы НЕ находятся в руках врага?» не может не привести в задумчивость. Мобил со встроенной камерой тогда не было, да если б и была, все равно нашелся бы повод для уточняющих задушевных вопросов.
И еще один эпизод. Трагический. На чем засыпался курсант, переодевшийся в «гражданку» при появлении немецкого офицера.
Опять же из книги В.Б. Емельяненко:
«...От деревьев легли длинные тени, а трое все еще ждали. Наконец-то показался старик. Он гнал гурт овец к сараю, стоявшему на отшибе. Загнал овец, закрыл дверь и почему-то долго не показывался. Лиманский решил пойти туда со Щетинкиным, а Танцюре сказал:
- Оставайся пока здесь, следи за дорогой. В случае чего - предупреди.
Подошли к сараю, открыли дверь.
- Здравствуйте, дедушка...
- Будьте ласка, сидайте, - ответил тот.
- Вы здешний?
- 3 Ворошиловградской области... А прозвище мое - дид Мандрика. От своего колгозпу биля Дона отбывся та с гуртом и повернув назад.
- Как ближе к Дону пройти? - спросил Лиманский. Старик расправил корявыми пальцами седую окладистую бороду, понимающе посмотрел на обоих и сказал:
- Сидайте, снидать будемо, а я вам все и растолкую. - Он достал из торбы буханку хлеба, кусок сала, начал резать.
В это время послышалось тарахтенье моторов. Лиманский прильнул к щели сарая, увидел въезжавшую в Новую Царевку колонну мотоциклистов и грузовиков с немецкими солдатами. Танцюра не успел предупредить... Оставаться в сарае навлекать подозрения: вдруг придут проверить? Бежать в лесопосадку на виду у немцев еще хуже. Дед Мандрика сказал:
- Вы тож хлопци с села Водяного, колгозп "Червоний прапор", овець зо мною гонете от Дону. Там усих повертають!..
Техники сунули пистолеты и карту в солому, вместе с пастухом вышли из сарая. Лиманский присел у порога рядом с Мандрикой. Щетинкин чуть поодаль привалился спиной к стене. Вскоре к ним подъехала черная легковая машина. Вышел рослый офицер в фуражке с высоченной тульей. С ним два автоматчика. Важно приблизился к Мандрике с Лиманским, приложил руку к козырьку поприветствовал. Они ответили по-деревенски: чуть приподнялись с места, дотронулись рукой до кепок. Щетинкин сидел в отдалении с непокрытой головой, перевязывал шнурки на ботинках. Фашист открыл дверь, заглянул в сарай, потом зашагал вдоль стены. "Хорошо, что не прятались", - подумал Лиманский. Офицер показался из-за другого угла сарая и с безразличным видом направился к машине. "Ну, пронесло..." Поравнявшись со Щетинкиным, офицер вдруг круто повернулся, щелкнул каблуками, козырнул. Курсант вскочил как ошпаренный, вытянул руки по швам. Фашист тихо сказал:
- Зольдат руськи, - показал на Щетинкина, дал знак автоматчикам: забрать! Но не одного Щетинкина, а троих повели в село. "Эх,
Щетинкин, как же ты опростоволосился!" - подумал Лиманский. На ходу шепнул ему:
- Помни уговор... - Но тут же получил сильный удар прикладом меж лопаток, кепка слетела с головы. Нагнулся, чтобы поднять, а сзади:
- Шнель! - И снова удар. Рука дернулась под подол рубахи, а пистолета нет. Привели всех в село, там стоял автобус. Автоматчик ткнул Щетинкина дулом в живот, показал, чтоб все сели.
Вскоре в селе послышалась трескотня автоматов. Похоже на перестрелку. Лиманский воспрянул духом: "Если это наши, то бросимся с Щетинкиным на автоматчиков". Но охранявшие их немцы на стрельбу не обратили никакого внимания. Это фрицы устроили облаву на курятники, битую птицу бросали в кузова грузовиков. А вот мимо автобуса по дороге несется знакомый петух с огненно-рыжим хвостом. Треснула очередь - петух, продолжая бить крыльями и поднимая пыль, завертелся на одном месте. В соседнем дворе послышался женский крик: из погреба тащили за руки молодую казачку. Ее втиснули в коляску мотоцикла и повезли за лесопосадку.
Потом через огороды под конвоем вели наших военнопленных. Лейтенант-пехотинец повис на плечах двух солдат. Лежит он теперь рядом с Лиманским. Бескровное лицо, глаза прикрыты. Одна штанина оторвана до колена, распухшая, как колода, нога отливает синевой.
Из избы проворно вышел человек в черном штатском костюме. Заговорил на украинском языке. Задавал то одному, то другому вопросы:
- Звидкиля будете?
- Рик нарождения?
- В Червоний Армии служилы?
Допрос был недолгим. Сказал: "На сортировку"».
Вот, что порой бывает, когда инстинктивно вскакиваешь и стоишь навытяжку перед офицером…
А офицер-немец был не промах. Тонкий приемчик использовал…
